Стихи стихоплету, или Суркову посвящается
В.Ю. Сурков в ближайшем будущем вполне может стать (а для кого-то уже и является) человеком-брендом. Четкость его политической формы и сила влияния давно перестали быть чем-то заурядным. Кто сейчас, так или иначе околополитичный, не знает Суркова, не обсуждает его мысли-поступки? Знать Владислава Юрьевича (лично-косвенно вторично — не важно), понимать его (правильно-неправильно — не важно) стало модным в претендующих на элитарность кругах. Модно — значит выгодно и вкусно. Неудивительно, что некоторые начинают восхищаться главным Славой на Руси в стихах.
Так, поэтесса Татьяна Щербина (или российский поэт, как любопытные могут прочитать в википедии) в своем поэтическом произведении «Опера» не только упоминает Первого заместителя, но и вводит особый термин «сурковщина» (намекая на «базаровщину», «обломовщину», etc.):
— Знаешь, что сейчас главное?
Художественный андерграунд.
Света смешная, семнадцать лет.
Инициация запретным городом
внутри непроветриваемого —
плесень уже отрастает в бороду —
Ленинграда, которого как бы нет:
с оперных декораций
сыплется краска, углы крошатся.
Света знает, истина – в извращеньи
бесчувственных слов: ячейка,
подсобка, занят, в измене
дядькам, хапнувшим навсегда,
они говорят: среда,
а живет – тусовка. Вдруг священник
(будущий патриарх) нараспев ей: дщерь,
призрак оперы голос – он и в тусовках,
поелику от Бога. В источник верь,
а не то сопьешься на подтанцовках,
не там ты ищешь запретный город.
А она услышала: уродина ты из хора.
Церковь звучит волшебно, и Света жжет
свечки у чудотворца и чудотворши,
просит поставить бедную на учет:
что мы, русские, как мешки с картошкой,
пошли нам скульптора, и расчлени наш рев
шепот, на сольные, четкие, звонкие —
вот и появился питерский рок,
заодно – расчлененки:
скульптор как хряснет статую о порог,
не найдя пропорций —
все ошибаются, и чудотворцы.
— Знаешь, что сейчас главное?
Иконку иметь православную.
Перестройка, посрамленье авосек, буфетчиц
затянувшейся бесконечности,
что шатаясь, взрываясь, землетрясясь
обнажает тело и потрясает глаз —
срочно хочется переместиться
если из Питера, то в столицу.
Света замуж вышла.
— Знаешь, что сейчас главное?
Улучшать экологическую нишу.
Муж – старый тусововщик и справный,
знаковый – да, знакомый
культовых персонажей, его дружки
к сексу всегда готовы,
Света идет как горячие пирожки.
Эх, пожар не щадит седин
Икса, Игрека, Зета, Света у них — ноль один,
замужество – это художественная акция, —
хвастается, — только Москва – шалава.
Призрак оперы – там, где цивилизация.
Подтанцовщица? Просто надо распеться.
Знаешь, что сейчас главное?
Быть европейцем.
Возвращаются пилигримы наивные,
с елисейских полей на родное минное,
и Москва им кажется златоглавою.
Знаешь, что сейчас главное?
В месяц тысячу баксов минимум.
Все эти русские европейцы
ехали к Ельцину, полные куражу,
а он не по-детски им: « Я ухожу».
Света же, хоть и стала Цуцванген,
наплевала на призрак, материальны – гланды.
Здесь ее выкрасили в цвета ядовитых змей,
вывели на плазменную панель,
голос приделали зондеркомандный,
дали сумочку и собачку – пипл хавает,
всё по приколу, стильно, раскованно.
— Знаешь, что сейчас главное?
Дружить со Славой Сурковым.
Света — первая гламурная фрау.
Алё, это прачечная? – Хуячечная!
За такие намеки…, опера у нас, опера!
Света? Тоже поет. Арию йоркширского терьера,
но у нас премьера, на роль патриарха — ввод:
артист разноплановый, с опытом,
баритон, а в гримерке — армагеддон:
в новую колоратуру Машу в образе комсомолки
вцепилась дива из кабаре, говорит: я, Каллас,
должна быть повержена простолюдинкой?
И отказалась: перепишите либретто.
Обе — блондинки, им профанация
что проституция. Как сказала бы Света,
— Знаешь, что сейчас главное –
Жить-поживать в палаццо.
— Разве не слава?
Тенор сдает, в роли партайгеноссе,
только одно — баблосы, поет, баблосы,
контртенор Гвидон смотрит букой.
Замысел был роскошнейший,
но оперу прозвали вампукой,
а режиссуру — сурковщиной.
Школьная учительница Владислава Юрьевича, проживающая в Рязани Агния Васильевна Фролова тоже пишет стихи. И тоже увековечивает в слове высокопоставленного чиновника, но уже любовно, отечески засыпая читателя ласкательными суффиксами:
…Игорь, Саша, Вова, Лена… Всех не перечесть.
И среди них толковый — Слава — есть.
И скромен ты, и мил, чуть застенчив, но и говорлив.
Говорил нам, говорил на уроках милых.
И больше всех пятерок получил и две четверочки стыдливых.
Начал жизненный ты путь и умно, красиво!
Вот закончил институт и пошел дорогой длинной.
Теперь ты, Слава, снова славный, стоишь ты у руля!
Политик ты наш главный, разумница моя!..
Справедливости ради стоит заметить, что Владислава Юрьевича увековечивают не только в стихах, но и в прозе. О чем мы также поговорим, но позже.
Подпишитесь на 
Загрузка ...