Василий Якеменко об отставке Владислава Суркова
Бывший лидер движения «Наши» Василий Якеменко заступился за своего бывшего руководителя.
— Василий, вы общались с Сурковым после его отставки?
— Да, мы встречались.
— Как у него настроение?
— Пока хорошее. Думаю, он не до конца представляет себе свое новое положение. Я говорю о том, что он впервые в жизни остался наедине со свободным временем, не включенным в решение какой-то большой задачи.
— Насколько, с вашей точки зрения, реалистична официальная причина его увольнения — «за ненадлежащее исполнение майских указов президента»?
— Это все, конечно, к делу никакого отношения не имеет. Сурков, с моей точки зрения, года два назад уже перестал быть частью системы, перестал безоговорочно ей подчиняться.
— Так давно?
— Возможной точкой отсчета мог стать момент, когда на вопрос Владимира Владимировича Путина о том, нравится ли ему Общероссийский народный фронт, Сурков ответил уклончиво. Что-то в том духе, что я не вижу в этом решении ничего, что было бы неправильным. Два года назад такие ответы уже не принимались. Если до 2010 года позволялось иметь альтернативную точку зрения, то с началом протестной активности это воспринималось как вызов, как переход на другую сторону. А Сурков из тех людей, кто и есть точка зрения. Если бы он не занимал позицию, он не был бы Сурковым. Поэтому внутренний контракт власти с Сурковым был прерван тогда, когда он отказался покинуть одну из своих позиций (имеется в виду точка зрения — «МК») — касалось ли это ОНФ или необходимости создать вторую мощную партию.
Сурков, в свою очередь, прервал свой контракт с властью позже — когда, перейдя в правительство, увидел себя в слабой команде. Команде, не стремящейся выиграть и не способной к защите, команде, цель которой — усидеть. Это не цель Суркова, она не могла компенсировать издержки.
А когда несколько месяцев назад пошли атаки на «Сколково», он оказался единственным человеком, защищающим ключевой проект правительства. Вообще-то первым должен был выступить, конечно, Дмитрий Анатольевич Медведев. Однако он промолчал. Промолчал и Вексельберг. И Суркову пришлось защищаться уже в одиночестве. Он защищал «Сколково», потому что для него это была точка сборки его представлений о будущем страны, об инновационной экономике и многом другом. Но не он первый нарушил правила игры.
— Отставка Суркова — это игра на ослабление правительства и лично премьера Медведева?
— Правительство никого не интересует, кроме лоббистов. Это техническая структура. Даже не стоит рассуждать, сильное правительство или слабое. На моей политической карте его просто нет.
— Так же, как и Медведева?
— Да. Сейчас да.
— Многие пророчат отставку правительства. У вас есть какие-то прогнозы?
— Ничего не будет. Никакого не уволят. Ну, может, одного кого-нибудь, и то вряд ли. Я стиль Владимира Владимировича примерно представляю. Если он человека назначил, значит, даст ему поработать. Что можно было сделать за год работы? Ничего.
— Почему тогда Сурков продолжал работать в правительстве, если у него тоже было это понимание?
— Потому что он верил в способность России включиться в технологическую гонку. Технологии сегодня решают все. Технологии — это победа над болезнями, облегчение страданий, продление жизни. Если коротко, то он считает, что инновационная экономика — это религиозный выбор. Практическое восстание человека против смерти. Инновационная экономика продлевает жизнь. Сурков очень практичный. Ему мало молиться о бессмертии и избавлении от болезней. Помолился — хорошо, а теперь попробуй сделать что-нибудь руками. В этом весь Сурков. Ему нужно было иметь «остров», где живут люди с другой культурой, творческие и свободные, способные ответить на вызов. Где люди не говорят, а создают очень полезные друг для друга вещи и услуги. Реализация «Сколково» была главной внутренней задачей Суркова. И когда стало понятно, что ее не завершить, сидеть в правительстве было бессмысленно.
Реализация «Сколково» было главной задачей Суркова. И когда стало понятно, что ее не завершить, сидеть в правительстве было бессмысленно.
— Когда Сурков понял, что не сможет защитить инноград?
— За несколько месяцев до поездки в Лондон. Но надежда сохранялась до последнего. В Лондоне он сказал: «Ребят, я буду защищать «Сколково» до последнего. И если вы не хотите этого проекта, вы можете меня уволить, но я буду его защищать». Не забываем о том, что в этот момент на столе у президента уже лежало его заявление об отставке. В Лондоне Сурков обозначил, что не отступится от своей позиции, и тогда его заявление приняли. Он отказался сдавать Сколково.
Сурков — главный архитектор нашей политической системы. Ее строитель. А ведь эта политическая конструкция выдержала 2011 — 2012 годы. Без Путина она, конечно, никогда бы не состоялась. Она строилась под Путина, но без Суркова ее бы вообще не было. За десять лет из нищей, распадающейся, униженной России мы превратились в суверенное государство. Этот проект был слишком хорош. Он слишком громко напоминал всем, кто его автор.
Поэтому намного удобнее оказалось представить его в роли вице-премьера, замешанного в проверки СК, не выполняющего указы президента. Главная задача проводящейся компании — заставить всех забыть о том, что мы пользуемся наследством Суркова. Еще один архитектор, кроме Путина, сейчас никому не нужен.
— Кому может быть выгодно создание подобного ореола?
— Политической системе, которая заточена на то, что есть один человек — Путин — и есть все остальные.
— Можете назвать конкретных людей?
— Убрать Суркова требует политическая стабильность. Не может один человек иметь позицию, когда остальным она запрещена. Поэтому Владимир Владимирович, конечно, в курсе происходящего.
— Получается, Путин не хочет развития «Сколково»?
— Думаю, он не против. Но уверен, что для него это не вопрос первой важности.
— В последнее время много говорилось о ревности Володина к Суркову. Насколько это имеет место быть?
— Здесь можно только гадать, но, думаю, ревности там нет. Там другое. Володин — человек, выращенный Сурковым. Для многих людей не приемлемо видеть все время того, к кому ты должен испытывать благодарность. Благодарность в политике, скорее исключение. Однако это не исключает того факта, что именно Сурков в свое время направил Володина к Путину, как способного человека.
— Вы, будучи близким к политическим кругам, ощущали конкуренцию Володина и Суркова?
— Никакой конкуренции не было. Это просто две несравнимые фигуры. Володин — способный политик. Он очень подошел к этому периоду российской политики, в котором мы оказались. Володинские компетенции оказались точно соответствующими требованиям политической системы. Это его бесспорный талант. Он выдающийся аппаратчик.
А Сурков — это бог. Как их можно сравнить? Это не значит, что один лучше, а другой хуже. Это просто два разных калибра. Это просто небо и земля. Для одного важно понять главное и держать фокус системы, а для другого — поддерживать статус кво. Володин не принимает решений, а Сурков это делал. Володин вряд ли возьмет на себя ответственность, а Сурков брал.
— Вот вы говорите, что Сурков был архитектором нынешней политической системы и «Единой России». А ведь после его отставки члены партии стали отзываться о нем, мягко говоря, критически. Почему?
— Это общая установка на сведение роли Суркова от главного архитектора, создавшего места для Володина и всех прочих, до пособника оппозиционеров.
— И это все угодно Путину?
— Коллективному Путину. Ведь Путин — это сумма мнений огромного количества людей. Сейчас у нас страна пришла к прямой народной демократии. Когда проводится прямая линия с населением, становится понятно, что никакого правительства и Госдумы нет. Это все собачья чушь. Путин находится на прямой связи с народом. Он слышит, что говорят люди. А они, в понимании Путина, говорят: мы живем хорошо, у нас есть какие-то проблемы — и давайте пусть пока ничего не будет меняться. И что же мы видим — этот негласный договор заключен.
А такие люди, как Сурков, будоражат систему. Они заставляют ее меняться. Они сомневаются и предупреждают. Они подвергают ее рискам, потому что они хотят развития. И вот этот коллективный Путин говорит Суркову, что ему пора успокоиться.
— То есть ему не нужны люди, мыслящие самостоятельно?
— Я думаю, ему нужен прямой привод. Руль был просто приварен в 2012 году. Сложные люди, находящиеся в системе, типа Суркова, Кудрина, отреагировали на политический вызов — и система дрогнула. Машина начала люфтить. В итоге из системы были удалены все люди, способные сомневаться.
— Может, кто-то еще остался?
— После Суркова — нет. Поверьте мне — он был последним.
— Система, построенная Сурковым, может существовать без него?
— Да, может. Он создавал эту машину, но не был ее частью, так же как и Путин. Шестеренка не может собрать автомобиль. А теперь машина сделана и Сурков может уйти. Шестеренки будут крутиться сами. После ухода Суркова мы получили машину без компьютера. Не круто, но ехать можно.
— Чем займется Сурков?
— Владимир Владимирович — человек которому благодарность не чужда. Это абсолютно точно, это я наблюдал и по себе, и по многим другим людям. Он будет стремиться сохранить Суркова в системе.
— Как Кудрина?
— Не знаю точно, но я уверен, что ему предложат какую-то позицию.
— И он согласится?
— Думаю, что да. Сурков протестует ведь не ради протеста, он просто потерял смысл работы в правительстве.
— В Интернете уже шутят, что, мол, ждем его в протестном движении. Это реально?
— Сурков и оппозиция — это непримиримые враги. Оппозиция бессодержательна. Сурков — содержателен.
— Не собираетесь ли вы возвращаться в политику?
— Нет общественного запроса. Сегодня политика не требуется Путину, а я не хочу делать того, что не требуется людям и не требуется Путину, а требуется только одному мне. Но я создам несколько общественных организаций, которые будут заниматься строительством человека. Немного другого, чем тот, который есть сейчас. Целенаправленного, с достоинством, интеллектуального, чуть более духовного. Это будет скорее исследовательская работа. В широком смысле слова — это гуманитарное образование людей.
— Вы так уверенно говорите о Суркове и выражаете его позицию. Оговаривали с ним озвучивание его же взглядов?
— Я с ним поговорил на следующий день после того, как он ушел. И я услышал от него примерно то, что я и сам знал. Я знаю, что сам он этого не скажет. Но я имею право это говорить.
— А зачем это нужно вам?
— Потому что я считаю несправедливым, чтобы тот, чьими усилиями мы сидим сейчас в этом кафе, шельмовался как оппозиционер. Это неправильно и несправедливо. И кроме меня этого никто не скажет. Все так испуганы, все молчат активно. Что они теряют — не могу понять.
МК
Подпишитесь на 
Загрузка ...